«Раненые умирали у нас на руках» – Александр Сирота

Когда привезли раненых после расстрела на танцплощадке в Рени летом 2000 года, он понял, что такое война в мирное время...

А.В. Сирота в дополнительном представлении не нуждается: жители нашего района хорошо знают этого опытного специалиста, хирурга и травматолога в одном лице. А ведь его врачебный талант мог и не раскрыться, если бы жизненные обстоятельства сложились иначе.

Александр Витальевич был в школе заядлым футболистом, капитаном команды, это было как начало спортивной карьеры, о которой он мечтал, но в советское время такой профессии, как футболист, не было. Посещали и мысли стать моряком, но тяга к медицине оказалась сильнее. Поступив же в Одесский мединститут, твердо решил: если не дадут распределение в хирургию, уйдет из профессии. К счастью, этого не произошло.

Доктор Сирота родом из г. Татарбунары, воспитывался в семье простых тружеников: отец Виталий Михайлович, ныне покойный, работал инженером, мама Надежда Владимировна трудилась бухгалтером. В семье было двое детей. Его младшая сестра Марина Витальевна Василюк тоже врач, заведует гинекологическим отделением Ренийской ЦРБ. С 1981 по 1987 год Александр Витальевич учился в Одесском мединституте имени Пирогова.

Наш разговор начался с его воспоминаний о том, как хирургическое отделение пятнадцать лет назад справило «новоселье», перебазировавшись из прежних помещений, где сейчас размещается неврологическое отделение, в бывшее здание портовой больницы.

– Мы перешли просто в здание, где ничего не было, и взяли на работу всех сотрудников бывшей больницы водников, трудоустроили их, – рассказывает А.В. Сирота, – И вот тогда, в 2002 году, деятельность хирургического отделения началась, по сути, с нуля. В палатах на стенах были старые обои, которые висели от потолка. По санитарным нормам на стенах послеоперационных палат обои не положены, поэтому мы содрали это всё с сотрудниками и привели в тот вид, который вы видите сейчас. Мы использовали водостойкое покрытие, которое позволяет легко мыть и дезинфицировать стенку.

Александр Витальевич рассказал, что следующим шагом стало создание изолированного операционного блока. Если в прежней хирургии мимо операционной мог пройти любой пациент или посетитель, то теперь это стало невозможным: она ограждена стенками.

– Мы всё делали своими силами, – продолжает А.В. Сирота. – Не в том смысле, что своими руками клали кирпич. Мы это организовывали, и за два года весь объем работ был завершен. Теперь ни в одной палате нет никаких обоев, всё моется, обрабатывается, дезинфицируется. Хирургическое отделение занимает первый и второй этажи бывшей портовой больницы. С нуля (оно было только создано) стартовала работа отделения анестезиологии и интенсивной терапии или, другими словами, реанимационное отделение на 6 коек. Имеется круглосуточный пост: две медсестры и санитарки. Это, я считаю, наши достижения, лучшее, что мы сделали для повышения качества оказываемой населению района медицинской помощи. Но остаются и проблемы, решение которых от нас не зависит. Прежде всего, это вопросы финансирования.

– Александр Витальевич, как вы оказались в нашем городе? С чего начинали здесь свою трудовую деятельность?

– Как и все выпускники мединститутов в то время, я получил распределение, и оно было в Рени. Мой первый рабочий день – 1 августа 1988 года. Я еще застал Михаила Степановича Романова, проработал с ним почти полтора года, хотя он тогда уже болел, а главным врачом больницы был Антон Иванович Ланецкий.  Начинал сразу с трех должностей: имел полставки хирурга поликлиники, полставки онколога и поставки врача скорой помощи. Такой, скажем так, разброс стал для меня бесценным опытом и очень многое дал в практическом плане. Как говорится, прошел все этапы. И вот с 1990 года я уже работал на постоянной основе в хирургическом отделении. Потом получил вторую специальность – травматолога.

– Ваши родители не имели отношения к медицине, а вы выбрали профессию врача? Что стало толчком?

– Это был мой личный и сознательный выбор. У нас в Татарбунарах работал известный на всю округу хирург Захар Соломонович Коган, я несколько раз побывал в его руках, что тоже оказало на меня определенное впечатление. Однако окончательное решение принимал я сам, родители не отговаривали. Как уже было сказано выше, я мог стать еще моряком или футболистом. Но вот тут, когда коснулось спорта, родители вмешались: «Ну что это за профессия – футболист?» В институте моя цель была стать хирургом, о других специальностях даже не думал. И действительно, наверное, ушел бы из медицины, если бы мечта не сбылась.

– Сложно было учиться?

– Сложно, конечно. Потому что не было никакого опыта, все предметы новые и очень сложные, например, паталогическая анатомия, паталогическая физиология, гистология. Но я учился хорошо. Студенчество в любом случае самая интересная пора, мы были молодые, влюблялись, расставались, потом опять влюблялись… И спорт я не бросал.

– Где вы проходили интернатуру и что она вам дала?

– Интернатура – это такой важный и ответственный период, когда ты, молодой специалист, начинаешь чувствовать ответственность за всё. Проходил я ее в течение года  в Измаильской городской больнице, тогда она была районной, которая находится в центре города. Я работал с такими хирургами, как Виталий Александрович Мейзер и Александр Гаврилович Черненко. Будучи интерном, я провел свои первые операции. Это была очень насыщенная пора: не припомню ни одного своего дежурства, чтобы обходилось без операций. Впрочем, это было вполне объяснимо: город большой и район тоже. Мы дежурили по два человека: врач-хирург и я, как интерн.

– Кого вы могли бы назвать своими учителями в Рени?

– Виорела Федоровича Дулуоглу. Когда был интерном, месяц проработал и здесь, в Рени, то есть по месту будущего распределения. С коллегами своими познакомился, и для меня Дулуоглу стал тем человеком, который не то что взял под свое крыло, но у которого я многому научился. Это был талантливейший хирург и этим всё сказано.  А анестезиологом был Павел Александрович Зарудняк, тоже покойный, и он тоже многому меня научил. Тем более что мне всё было интересно. В медицине, и особенно в хирургии, нужно каждый день учиться: как нет одинаковых людей, так нет и одинаковых операций, даже таких, как многим кажется, простых, как аппендицит. Простого нет ничего, и самое сложное в нашей работе – это принять решение и сделать правильный выбор, от которого зависит выздоровление, а то и жизнь человека. Хирургия – это не СТО, где, если не подошла деталь, ее можно обменять и поставить другую.

– Какими качествами должен обладать врач-хирург, что, на ваш взгляд, самое главное в этой профессии?

– Конечно, иметь знания – это основное. Хладнокровие должно быть, выдержка и большая трудоспособность. Слабым людям в хирургии нет места. Ведь когда ты заходишь в операционную, не знаешь, когда ты оттуда выйдешь. У меня был случай, когда делал операцию, и мы почти сутки не выходили из операционной. И, конечно, как и всем врачам, хирургам должна быть присуща чуткость, внимательность к пациентам. Каждого пациента нужно лечить и обращаться с ним так, как ты хотел бы, чтобы обращались с тобой.

– Александр Витальевич, какие случаи из вашей практики запомнились больше всего?

– Первое, что вспоминается, это расстрел на летней танцплощадке в Рени летом 2000 года. Тогда мы и увидели, что такое война, когда в мирное время у тебя на руках умирают молодые люди с пулевыми ранениями. Эти ребята до сих пор у меня перед глазами.

Немногим ранее, в 1994 году, был страшный случай, когда мы думали, что человека, а это был 20-летний парень, спасти не удастся. Я хорошо запомнил этого пациента, он был из села, у меня даже его фотография есть. Он попал в аварию, его сбила подвода, в результате открытый перелом ноги, в рану попала инфекция и в течение первых суток развилась газовая гангрена. Шанс к спасению лежал только через ампутацию конечности. Однако мы не ограничились только этим, а один за другим ликвидировали очаги поражения газовой гангреной, которая распространяется очень быстро, на другой ноге, на ягодице. На протяжении целого месяца все наше отделение, весь коллектив работали во имя спасения этого тяжелого пациента. И мы его спасли, остановили распространение гангрены на весь организм. Этот молодой человек потом окончил техникум, он протезирован, у него семья и трое детей. Он и сейчас, спустя столько лет, часто заходит ко мне, чтобы просто поздороваться… Когда я после этого случая делал доклад на одном из межрайонных семинаров в Болграде, коллеги не поверили, что у пациента была именно газовая гангрена – сказали, что от нее он должен был обязательно умереть. Но у нас в подтверждение были доказательства: мы же брали посевы, сеяли, и газ буквально разрывал среду посева, вырываясь наружу. И все это я продемонстрировал коллегам…

Еще мне запомнился пациент, которого привезли после аварии с открытым переломом бедра и голени и разрывом магистральных сосудов – это самое опасное в подобных случаях. Он находился в таком состоянии, что проще всего было ампутировать ногу и всё. Но мы нашли этот разорванный сосуд, взяли обычную трубку от капельницы, соединили к ней оба конца сосуда и пустили кровоток. Потом понадобились услуги сосудистого хирурга, он приехал через 6 часов из Одессы и сделал пластику. Мы спасли не только ногу человека, но и его самого. Такая методика соединения разорванных сосудов подручными средствами, чтобы не ампутировать конечность, применялась, насколько мне известно, на наших тяжелораненных солдатах в Афганистане.

– И в завершение нашей беседы несколько слов о вашей семье…

– Супруга Жеоржета Георгиевна тоже медик, работает врачом-ординатором терапевтического отделения. Моя жена была мастером спорта и чемпионкой Молдавии по плаванию. Благодаря ей у меня в студенческие годы был абонемент во все бассейны Одессы: она тренировалась, а я просто плавал. У нас две дочери. Старшая Ирина училась в Одесском экономическом университете и в настоящее время работает в медицинской фирме. Младшая Мария уже студентка мединститута.

Николай ГРИГОРАШ

Понравилась статья? Поделитесь с друзьями!

5 комментариев

  1. Здравствуйте, почему не названо точное имя «войны» чтобы читатели знали о чём идет речь. В интернете есть об этом информация.

    1. Слово «война» в данном контексте употреблено как образное, сравнительное, поскольку боевых действий как таковых не было, однако ранения, полученные молодыми людьми тогда на танцлощадке, были огнестрельными, как на настоящей войне. По поводу этого происшествия в Рени летом 2001 года информации в интернете, скорее всего, нет. Все подробности можно найти, полистав подшивку «Ренийского вестника» за июнь—июль 2001 года, обратившись, например, в читальный зал библиотеки.

  2. Ошибка — речь идёт о событиях не 2001, а 2000 года. Проверьте точность. Иначе в газетах 2001 года ничего не найдёте.

    1. Здравствуйте, Светлана! Вы оказались правы: расстрел молодых людей в дискобаре, о котором упоминает А.В. Сирота, действительно имел место в 2000 году (соответствующие правки в текст уже внесены). Это случилось 4 июня в полночь. В результате от огнестрельных ран погибли 3 человека, ранены 9 человек. Более подробно о трагедии 18-летней давности можно прочитать в «Ренийском вестнике» №43 за 6 июня и №45 за 13 июня 2000 года.

Ваш адрес email не будет опубликован.